КАК ЭТО БЫЛО

 

Геннадий Косенков:

Услышав о ГКЧП, я подумал:

«Наконец-то!»

 

Десять лет и один день назад диктор Юрии Ковеленов зачитал по Центральному телевидению официальное сообщение о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению. ГКЧП принял реше­ние о  запрете деятельности оппозиционных партий и движений, а также ряда газет. В Москву были введены войска. Президента СССР Михаила Горбачева изолировали в Крыму; президент РСФСР Борис Ельцин и Правительство РСФСР выступили с обращением «К гражданам России», в которой создание ГКЧП квали­фицировалось как попытка государственного переворота; союзные органы, включая силовые структуры, были переподчинены президенту РСФСР. Ответом на создание ГКЧП стали массовые демонстрации и митинги протеста в Москве, Ленинграде и ряде  других городов страны. Говорят, в Смоленске революция 1917 года прошла столь же незаметно, как утренняя чашка кофе. О том, что было в нашем городе в августе 1991 года, вспоминает очевидец тех событий, демократ первой волны, активный функционер областной организации Демократической партии россии, ныне - издатель электронной газеты «Провинцiя» и руководитель Института прикладной политологии и электоральных технологий (ИППЭТ) Г.И. КОСЕНКОВ.

 


- Геннадий Иванович, вот проснулись вы утром 19 августа 1991 года и услышали...      

.- Было несколько не так. Я не проснулся, не услышал. Рано утром мне позвонил кто-то из наших дэпээровцев и сказал: переворот. Я что-то включил - то ли  радио, то ли телевизор, послушал н подумал: «Наконец-то!» Вообще мы, демократы первой волны, предполагали, что что-то такое должно случиться, причем не в фарсовом варианте, а по-настоящему. Не то что мы надеялись на такой поворот событий, но оказаться в подобной ситуации нам не помешало бы, как это ни странно звучит. Если уж говорить честно, то с 1989 года, когда появился Смоленский Народный фронт, никако­го серьезного противодействия нашему существова­нию со стороны коммунистов не было, и мы даже удив­лялись такой их толерантности. Чисто психологичес­ки, для полноты нашего демократического портрета чего-то не хватало. Был один чисто анекдотический случай в апреле 1990 года, когда один из участников Народного фронта стал перед Домом Советов в пер­вый день работы сессии с деревянной дверью, на ко­торой было что-то нехорошее написано в адрес Орло­ва, и его арестовали. Сходивший уже на нет Народный фронт тогда резко встрепенулся, его члены принялись ходить по начальникам, грозить чем-то, затем все собрались и стали распределять – кто будет приковывать­ся цепью, кто объявит публичную голодовку, но когда пришли домой, выяснилось, что узника уже выпустили на свободу. Словом, тогда политический демарш не со­стоялся.

 - Зато путч дал такую возможность?

- Надо сказать, что страх, конечно, был. Я, помню, надел тогда темную рубашку, поскольку не исключал, что придется валяться на нарах, предупредил семью, вроде как попрощался. Но страх был конструктивный, поскольку что-то подобное ожидалось, морально мы были готовы, и с самого утра актив ДПР оказался на местах. Надо сказать, что наша организация была хотя и самым крупным, но не единственным объединением демократической направленности. В областном Совете существовала группа «Демократическое движение», неформальным лидером которой был Михаил Семенов». В городском Совете существовали две фракции - коммунистическая и «Демократическая Россия». Появи­лась уже и демократическая пресса, которая оказывала существенное влияние на ситуацию. Первая независимая газета «Понедельник» (главный редактор Алек­сандр Морозов) начала выходить в сентябре 1990 года, в январе 1991 года появились «Смоленские новости»» которую возглавия Сергей Новиков. У последней, конечно, возможности сразу были значительно больше. Кроме того, Смоленск буквально заполонили разнооб­разные столичные демократические издания. В общем, позиции демократических сил в Смоленске к августу 1991 года были достаточно прочными.

- И с чего, надев темную рубашку, вы нача­ли день 19 августа?

- Первое, что я сделал с утра, - созвонился с Се­меновым. Мы с ним пришли в горсовет и обоснова­лись в кабинете заместителя председателя Влади­мира Моисеева, который уже был к тому времени на месте.. Начали обзванивать товарищей, и к нам стала подтягиваться демократическая публика - из прессы, из партийных организаций, и все три дня там был своего рода штаб.  Реакция тех, кто прихо­дил, была разной. Некоторые еще не очень пони­мали, что происходит, другие сразу отказались уча­ствовать в наших бдениях, кто-то просто ни о чем не знал. Вот, кстати, анекдот: я стал звонить в Москву Николаю Травкину в Белый дом, но он уже уехал на дачу к Ельцину. Был его помощник, с которым я разговаривал. Так вот, до моего звонка он ни о чем не знал. Это в Москве-то!

- Но  эмоций, вероятно, было много?

- Не сказал бы. Была попытка принять какое-то общее заявление, но она не удалась. Не по прин­ципиальным соображениям, а по чисто техничес­ким. А в это время в кабинете через приемную, У Анисимова, председателя горсовета, тоже ситуа­ция развивалась достаточно динамично. Владимир Иванович сидел и мучался: как ему быть. Дело а том, что горсовет считался весьма продвинутым по тем временам и решения принимал довольно демократичные. К нему в кабинет явились три ге­нерала - Кондратьев, Трезнюк и Вовченко. Настроены они были решительно и заявили однознач­но: если вы тут будете дергать­ся, мы что-то типа чрезвычайного положения в городе введем. Я, зная гипертрофированную склонность Владимира Иванови­ча к компромиссам, даже посо­чувствовал: в той ситуации ему, конечно, пришлось несладко. А тут еще начались выступления по радио. Председателем радиоко­митета в то время был Анатолий Новиков, он однозначно занял позицию ГКЧП и предоставлял эфир только тем, кто мыслил так же, - тому же Глушенкову, напри­мер, в то время директору заво­да холодильников и депутату об­ластного Совета. Были другие, всех уже не помню. Но Новиков, как он сам о себе в шутку гово­рил, был «единственным в области дипломированным гэкачепистом.

- Вы так и сидели в кабинете Моисеева?

- Нет, люди приходили, уходили. Семенов с депутатами облсовета пошли в Дом Советов. Они пы­тались отловить тогдашнего своего председателя Мамонтова, который находился в отпуске. Он сре­ди нас числился консерватором, но его нашли, и он пришел, хоть мог и не появляться на рабочем месте. Они там тоже заседали, принимал какие-то решения... А актив ДПР отправился в НИИ элек­трификации сельского хозяйства на улице Нормандии-Неман, где я тогда был заместителем ди­ректора. Там мы чувствовали себя довольно сво­бодно, поскольку во всем институте коммунистов было всего три человека, а дэпээровцев тринад­цать. Имелся у нас ксерокс, правда, очень старый. Мы созванивались с Москвой, получали тезисы за­явлений Ельцина-Хасбулатова-Силаева, размно­жали их на этой постоянно ломающейся штуке и сделали три выпуска экспресс-новостей. Было два автомобиля, и как только появилась первая партия листовок, восемь членов нашей организации от­правились распространять их в городе. Вернулись они без оптимизма, поскольку реакция людей ока­залась не такой, на которую мы рассчитывали. Кто-то брал эти листовки с интересом, кто-то ин­дифферентно, кто-то относился с неприязнью, а в одном месте их чуть не побили. Я тоже удивлял­ся такой реакции людей. Собственно, реакции про­сто не было никакой. Областной прокурор, напри­мер, ничего не знал о ситуации в стране до тех пор, пока не получил первую листовку ДПР.

- То есть в Смоленске было несколько бур­лящих центров, а весь город как бы спал?

- Да. Наша группа в НИИ, редакция «Смоленс­ких новостей», где собирались на следующий день опубликовать ельцинские обращения, городской и областной Советы бурлили. Ну еще Николай Ер­молаев из Народного фронта взял мегафон и по­шел на улицу. Там тоже какие-то эксцессы были: милиция пыталась вмешаться, люди грозились его побить... Постепенно настроение стало меняться, поскольку никто в городе не стрелял, никого не арестовывали, и все это мало походило на пере­ворот по примеру чилийского. Мы начали пони­мать, что возможность проявить героизм вряд ли появится. Силовые структуры помалкивали, испол­нительная власть также устранилась от соверше­ния резких действий. Генералы, которые пришли к Анисимову, грозили, не имея никаких полномо­чий - это были просто эмоции. Вот, собственно, и все, что осталось в памяти о том дне.

  - Ну а дальше?

- На следующий день у нас было впечатление, что этот статус-кво, двоевластие, может сохра­няться бесконечно долго и все теперь должно све­стись к парламентской борьбе с коммунистами. Мы, по сути, демобилизовались, но рано, посколь­ку позже в Москве появились те три жертвы. Всё вновь всколыхнулось, мы снова побежали в каби­нет Моисеева, стали писать какую-то жуткую бу­магу: мол, необходимо перекрывать железную дорогу, если продолжат ввод войск, и тому подоб­ное. Городской Совет назначил на 21 августа сес­сию. Проходила она в Доме Советов, поскольку тогда депутатов было много, хотя несколько че­ловек во главе с Михаилом Зысмановым предла­гали провести ее на улице.

-  Как же это должно было выглядеть?

- Да не знаю я! Ну настроение такое было: вот, давайте всенародно проведем сессию, на улице. А как бы это все выглядело, не знаю. Смешно, на­верно. Но прошла она все-таки в Доме Советов и была очень бурной. Были те, кто за ГКЧП, были демократы... Опять выступил генерал Трезнюк: мы , тут вас всех в бараний рог скрутим, дескать. И вдруг приносят бумагу, что члены ГКЧП арестованы. Я читаю, спрашиваю; «Точно?» - «Да, - говорят, - так передали по радио, звонили в Москву, проверили». Несу это сообщение Анисимову, тот тоже спрашивает: «Точно?».  Киваю. Не успеваем мы ничего сделать, как входит сияющий Семенов и громко объявляет: членов ГКЧП арестовали. Что тут началось! Аплодисменты, шум, гам, крик, Трезнюк куда-то тут же испарился, и выступления на­чались совсем другие, теперь уже за демократию. Вдруг новое сообщение: дескать, членов ГКЧП не арестовали, они вылетели в Киргизию. В общем, объявляю депутатам: дескать, извините, гражда­не, промашка вышла - они, оказывается, Бишкек улетели. Тут уже другая половина депутатов начи­нает ликовать. Уже после выяснилось, что пере­путали Бишкек с Бильбеком. Бильбек - это в Кры­му, где Горбачев сидел, но по телефону не так рас­слышали. Через какое-то время, наконец, кто-то принес точное, официальное сообщение: путчис­ты вылетели к Горбачеву, за ними полетел Руцкой. На этом сессия закончилась. Мы вышли из здания Дома Советов и устроили на площади Ленина ле­тучий митинг. Откуда-то появилась машина с гром­коговорителями, люди собрались, и тут уже де­мократы оттянулись. Ну а потом начали праздно­вать...

- А после началась в охота на ведьм»?

- Было дело, и сейчас за это стыдно. Не следо­вало доходить до такого.


 

На этой неделе практически все телекана­лы показывают фильмы о событиях августа 1991 года. Делали их разные люди, но видео-ряд, естественно, везде практически совпада­ет. Основная мысль, к которой по прошествии десятилетия пришли бывшие члены ГКЧП - Янаев, Павлов, Варенников и другие: они во всем виноваты сами. Как модно сейчас гово­рить, им «не хватило политической воли», что­бы навести в восставшей Москве порядок, им почему-то казалось, что то же самое - демон­страции, баррикады и прочее - творится по всей стране. Как видно из интервью Г.И.Косенкова, это было совсем не так. Если бы в Смо­ленске захотели справиться с демократами, поддержавшими в августе 1991 года Ельцина, это можно было бы сделать без труда.

Дмитрий РАИЧЕВ

«Рабочий путь», август 2001г.

 

 

Hosted by uCoz